Пресс-центр

IIтур. Основной конкурс.

Четвёрке 3-го июля посвящается
Сегодня определённо жаркий день конкурса. Выступала, на мой взгляд, одна из самых мощных и разноплановых четвёрок: Алексей Чуфаровский, Зульфат Фахразиев, Николай Медведев и Константин Емельянов.
Мыслить их вне данной четвёрки невозможно. Мне они видятся как мазайки одного пазла, 4 стороны одного квадрата, 4-хчастное строение сонатно-симфонического цикла, черепашки Ниндзя из одноименного мультфильма. Но более всего они ассоциируются со струнным квартетом: Алексей – нежная, виртуозная скрипка; Зульфат – благородно звучащий альт; Николай – виртуозная виолончель и Константин – мощный и звучный контрабас.
Меняя структуру отзыва, начну не по порядку. С Николая Медведева. Не бойтесь, больно не будет. При создании этого отзыва ни один конкурсант не пострадал. С первых звуков сонаты Прокофьева, прозвучавших неожиданно резко, пианист вцепился руками в рояль. Схватил клавиши в руки и не отпускал до последнего аккорда «Воспоминаний о Дон-Жуане» Листа. Мне посчастливилось (а может и не очень) познакомиться с этим произведением при написании курсовой по «Музыкальной форме». Дело не в этом. Произведение гигантского масштаба я анализировала со множественными перерывами. И уже тогда меня поражал сам факт того, что кто-то может сыграть наизусть это виртуозное произведение. Не удивительно, что после сегодняшнего апофеоза пианиста публика выходила на перерыв с круглыми глазами. На «арии с Шампанским» зрители явно сдерживали порыв подпеть роялю. 
Николай, желаю Вам продолжать удивлять себя и публику. Запишитесь ещё на какие-нибудь курсы, чтобы постоянные занятия музыкой не выбили желания любить это прекрасное искусство.
Константин Емельянов, в этом отзыве я довольно-таки предсказуемо упомяну Вашу шевелюру. Упомянула, продолжим… Хотелось сказать немного об исполнении «Симфонических этюдов» Шумана. Прошу Вас, не принимайте всё близко к сердцу, ведь произведение было исполнено мощно. Приведём небольшую статистику. Итак, из наблюдений сегодняшнего дня: в зале примерно 35 дам пожилого возраста. Каждая из них пришла посмотреть на уникальных конкурсантов. К сожалению, примерно 5 из них задремали, не выдержав мильон вариаций Шумана. А ведь это подвиг, остальные-то 30 сидели и охали от восторга на весь зал. Я тоже восторгалась, но к бабушкам пока себя не причисляю. А «Петрушка» был бесподобен. Мои дети, то есть ученики ДМШ, определённо были бы шокированы Вашим выступлением.
Хотелось бы пожелать Вам, Константин, больше лёгкости, свободы и улыбок. Вы определённо незаурядный человек. Благодарю за яркие моменты и возможность временами писать про Ваши воло… достоинства.
Алексей Чуфаровский. Молодой пианист с 20-ю пальцами на одной руке и с 20-ю на другой. В гардеробе музыканта мы встретим один костюм (может, там есть и ещё) и много-много образов. Именно этим он мне и запомнился. Сегодня пианист устроил очередной праздник для рояля и слушателей. Меня не перестаёт удивлять процесс переживания пианистом произведения, которое он играет. Это уникально, феноменально, и где-то страшновато. К примеру, во время исполнения «Скитальца» Шуберта на один миг мне показалось, что в Алексея вселилась какая-то романтическая сущность. Это завораживало. 
Алексей, всё выступление я бесконечно смотрела на Ваши прекрасные руки, которые как в фильме-3D летали из стороны в сторону. Берегите их! Гардероб желательно пополнять не костюмами, а новыми образами. Ищите.
На десерт я приберегла Зульфата Фахразиева. И что Вы думаете? Страницы моего блокнота опять практически пусты! Ну, не могу я записывать какие-то наблюдения, когда этот пианист садится за рояль! Исполнитель так трогательно относится к роялю и своим очёчкам, что это не может не умилять. Каким- то своим особенным прикосновением пианист каждый раз оживляет рояль. Равель и Рахманинов, исполненные Зульфатом, нежным светом разлились по залу. Я могла слушать Рахманинова бесконечно. Именно на этом выступлении я позволила себе расслабиться и слушать ушами слушателя, а не музыковеда.
Я желаю Вам, Зульфат, сохранить ту трогательность и нежность, которую Вы излучаете своей игрой. Не переставайте носить яркие рубашки, которые поднимали настроение не только мне, но и Вашим верным рубашечным поклонницам.
Общее обращение к четвёрке: не кривя душой, признаюсь, что мне грустно. Именно Ваши выступления были тщательно записаны и проработаны в моём блокноте (кроме выступлений Зульфата:). Впечатления, оставленные Вами, точно проживут до следующего конкурса. Надеюсь, встретимся. И не смейте зазнаваться, а то буду писать отзывы негативного содержания! Чао.

ВЫСТУПЛЕНИЯ 2 и 3 ИЮЛЯ

Да позволит читатель остановиться автору только на том, о чем автор не может не сказать в своей заключительной заметке. Сначала – о выступлениях 3 июля.
Алексей ЧУФАРОВСКИЙ. Звучит opus 33 Рахманинова – этюды-картины. Звучит импровизационно, как крупный цикл с чередованием контрастных состояний и картин. Здесь рахманиновская вязкость фактуры и смуглость звука – но и прозрачность и пейзажность; своенравность и тревожная ритмизация бытия – но и свободное внутреннее повествование. Алексей играет всё это, истончаясь в нежных эпизодах и становясь безжалостным к себе – в бурных. Он идет на сцену как на откровение. Он снова проявляет себя как обостренно чувствующий музыкант. И снова, как и на I туре, есть еще одна его фирменная черта – процесс думания в музыке: он разговаривает с ней и через нее; у него само движение размышления осуществляется на наших глазах. Ни одной ноты мертвой. Сложный внутренний мир пианиста не позволяет упрощенчества в музыке.
«Чакона» С. Губайдулиной. Те руки, что выражали только что человечность во всей полноте и свободе, вдруг стали твердыми, «дятлообразными» - и возникло новое качество звука, ударное. В стаккатных эпизодах от пальцев потребовалось такой ровности, как будто работает заводской цех, или это ритмы большой индустриальной стройки, в которой все рассчитано по секундам. Механизм подогнан к механизму, и все они куют новый мир, в котором счастья не ожидается. Если в незабываемом исполнении «Чаконы» Софьи Бугаян возникал апокалиптический образ современного мира, то в исполнении Алексея отражаются разные слои мироздания. Кроме индустриального, запоминаются пронзительностью одноголосные «шостаковические» монологи – трагическая обнаженность, разломленность мира. «Уход» темы в небытие в конце произведения подобен затемнению в кинодраме, оставляющей нас с вопросом, или гамлетовскому «Дальнейшее – молчание».
Фантазия Шуберта «Скиталец» началась как сочное упоение жизнью. Сразу проявились чисто романтические контрасты: от торжественности, полнозвучности бытия – к тонкой грусти. Простейшие мотивчики из 3-4-х нот Алексей играл с грациозным вкусом и заставлял восхищаться: сколько же в нем любви к музыке! Он и здесь вел себя не как фигляр, лицедей, а как актер театра переживания. Все – через себя. Не было внешних эффектов, но, казалось, сама жизнь во всем своем объеме звучит через руки Алексея – а это артистизм другой пробы, артистизм нутряного человека. «Скиталец» требовал от исполнителя все большей самоотдачи – и он «распинал» себя, и физически, и эмоционально. Рискнем загадать (молить), что перед нами большой человек, у которого есть все шансы стать большим музыкантом. Хочется только пожелать ему не сходить со своей тропы, не поддаваться на пустые соблазны внешнего мира.
Зульфат ФАХРАЗИЕВ. Скерцо Шопена в исполнении Зульфата прозвучало пленительно: с тончайшими интонационными нюансами и rubato, с грацией в звуке; в темпе, выбранном без подстраховки; без всякого наматывания сентиментальных «соплей». У пианиста и техника была на месте, и звук какой-то особенно чистый, искрометный.
«Печальные птицы» и «Лодка в океане» Равеля открыли художественную душу Зульфата. К этому добавим высокую степень вкуса и музыкальности, слышную в звуке. Вторая пьеса покоряла красотой мазков кистью – то крупных, то мелких, – которые с изобразительно-выразительной силой рисовали волны. Время стало прозрачным, летящим, колышушимся.
В сонате Рахманинова хотелось большей выпуклости, крупности, хотя на знаменитые рахманиновские нарастания у пианиста вполне хватало и силы духа, и силы пальцев. Когда зазвучала бархатная, невероятной красоты II часть сонаты, вспомнилась любовь к музыкальным красотам Владимира Золотцева. Разница была в том, что Володя купался-растворялся в них, а Зульфат нес их с преклонением и бережно, как хрустальную вазу. «Бисовым» по духу концертным этюдом Капустина в зал ворвалась джазово-виртуозная стихия, в которой Зульфат ощущал себя, как рыба в воде. Казалось, беглость его пальцев не знает границ. Но главное – напоследок он подарил слушателям такой заряд энергии, что на их лицах сами собой расцвели улыбки. 
Из блестящего выступления Николая МЕДВЕДЕВА хочется сказать только о «Воспоминании о Дон-Жуане» Листа-Бузони. В этом произведении – как бы двойная надстройка: обработка Листа – надстройка над мелодиями Моцарта, а текст Бузони, виртуоза из виртуозов, – это высший уровень технической сложности, то есть надстройка уже над Листом. Таким образом, «Воспоминание» являет собой проверку пианиста на прочность, подобно Чемпионату мира в Бразилии – для футболиста. Не меньше. Бешеная виртуозность проносилась в бешеном темпе – казалось, что во время игры Николая воздух над руками пианиста просто закипал. И всегда строго сидящая за столом жюри пани Эльжбета здесь почти безостановочно вторила головой музыке и движению рук пианиста.
Из выступлений 2 июля хочется остановиться на Софье БУГАЯН. Шесть пьес ор. 118 Брамса показали масштаб исполнительницы, который был заметен уже на I туре. Она крупно, выпукло мыслит музыку – и так же крупно и ярко играет. Отсюда – высокий полет рук, артистический жест, большой замах. Амплуа Софьи – царственная, властная, концертная пианистка. Но было бы неинтересно, если бы этим все ограничивалось. С. Бугаян прекрасно умеет уходить в романтическую обволакивающую мягкость, в тишину, в кантилену, в сумеречность. Например, в интермеццо №2 она создала мир покоя и гармонии – уютный, теплый, одаривающий, доброжелательный. И среди красоты этого мира она спокойно удержалась от самоупоения. 
Ритмо-колористические игры этюда Лигети, где у пианистки была возможность показать и ударную технику, и хрупкую тишину кластеров, сменились 8-й сонатой Прокофьева. Несомненно, что это ее автор. Энергичные ритмы, гротеск, токкатность, причудливая холодноватая мелодика, ударность – это все арсенал пианистки С. Бугаян, совпадающий с индивидуальностью Прокофьева. Поразительно, как руки, которые еще минуту назад напоминали хищных коршунов, вдруг становились легкими воздушными волнами. Вообще пластика рук Софьи – красивых, сильных, гибких – один из самых сценичных моментов конкурса.
Марфа Треплева, музыковед
Зоя Кактусова

ВЫСТУПЛЕНИЯ 3 ИЮЛЯ

Второй день слушаний II тура конкурса охватил выступления четырех пианистов-юношей, которые в I туре тоже выступали в один день. К сожалению, мне не удалось охватить все выступления – я попал только на вторую половину дня. Но мне повезло: в это время выступали пианисты, о которых уже известно много прекрасных отзывов, – Николай Медведев и Константин Емельянов. Каждый из них играл по 4 произведения, и, как и за день до этого, преобладающей была музыка XX века. 
Николай Медведев представил во втором туре Шестую сонату Прокофьева (как видим, они среди участников нарасхват), пьесу Равеля «Печальные птицы», Ноктюрн Владигерова и «Воспоминания о “Дон Жуане”» Листа-Бузони. Соната показала пианистические возможности Николая, его умение управлять динамикой, манерами игры, штрихами – этого, конечно, у него не отнять. За сонатой последовали две небольшие пьесы, Равеля и Владигерова. Композиторов сопоставлять не берусь, но пьесы и в самом деле были очень похожи, и по длительности, и по характеру, и даже по стилю. Но «Воспоминания» Листа-Бузони он сыграл просто шикарно. Николай прекрасно прочувствовал произведение, добавил к листовским воспоминаниям об опере Моцарта свои собственные и на блюдце с золотой каемкой преподнес их публике. И публика не заставила себя ждать – овации были такими, что Николай возвращался поклониться дважды.
Константин в долгу не остался. Он снова заявил большую программу – две сонаты Скарлатти, Симфонические этюды Шумана, а также пьесу «Черный дрозд» Мессиана и три фрагмента из «Петрушки» Стравинского. Про Скарлатти мало что можно сказать – две небольших сонаты, контрастных друг другу в темповом соотношении, довольно простых. Скорее всего, на исполнении Скарлатти Константин просто разогревался. Но вот начались Симфонические этюды – и выяснилось, что у Дании появился достойный соперник. Константин очень хорошо продумал каждый этюд. Но финал произведения, так ярко поданный Данией, тут зазвучал несколько вымученно. А вот с «Петрушкой» он попал в самую точку – яркий, сильный, веселый финал программы заслуживали все, и жюри, и публика. Возможно, именно благодаря «Петрушке» Константин тоже выходил кланяться два раза. 

Михаил Зырянов


Возврат к списку